Светлый человек (хотелось сказать умилительно «Человечек»), которого любили все ребята нашей группы! Листая свои старые бумаги, в т.ч. список группы 554 образца 1968г., я вспомнил, что именно Алексея мы выбрали комсоргом. Не за его коммунистические убеждения (взгляды на жизнь у него были скорее либерально-демократические), а за ответственное отношение к любому делу, даже самому маломальскому! Сказал – сделал! При этом он был удивительно открытым, раскрытая душа – не нараспашку, а по-настоящему близкая! Доверчивый. Он никогда не темнил, всегда говорил то, что думал, и при этом всегда чувствовалось, что он прав!

С ним было легко общаться нашей кипучей взрослеющей студенческой братии. Первое, что запомнилось, как его папа (родители были настоящими учеными-химиками) вернувшись из командировки в Италию, привез грампластинку (тот самый «винил») с записями модных европейских, как у нас говорили, ВИА (вокально-инструментальных ансамблей). Такую пластинку мы не видывали. Она была нестандартного для советских слушателей формата: на скорость 45 об/мин (у нас только-только переходили с 78 об/ми на 33 об/мин), осевое отверстие было не такое маленькое, как на наших пластах, а большое, сантиметра 3…4 в диаметре. Такие пластинки я позже увидел в музыкальном автомате кафе «Лакомка», что под рестораном «Метрополь» на Садовой. На оранжевой этикетке было что-то по-итальянски написано про Beatles. Ну мы все загорелись, проблему решил, по-моему Яшка Розен. Нашли круглую центральную вставку-переходник (она по-моему оказалась в конверте с пластинкой), нашли проигрыватель на 45 об/мин и стали слушать… Оказалось, что высокими блеющими голосами поют какие-то парни (мы подумали – итальянцы, но сейчас послушав битлов, я склоняюсь к тому, что это были все-таки они! Да иначе и быть не могло, учитывая европейские авторские права!). Благодаря стараниям и Лёши и всех участников, мы порадовались знакомству с новым… оттуда!…

Лёша занимался физкультурой, как и большинство ребят ОФП (общей физической подготовкой), никто особо не отличался богатырским сложением, а он был примерно, как все. Мне трудно судить, потому что я попал в легкоатлетическую секцию вместе Сашей Черноморцем, Колотовым, Володей Островским с параллельного потока. Я специализировался в спринтерском беге у известного в Ленинграде тренера Леонида Анатольевича Арбузова. Черноморец, при своей крупной кошачьей фигуре прыгал в высоту, мечтал преодолеть 2.00м (преодолел, став чемпионом ЛТИ). Я это вспомнил не просто так! Меня Арбузов выбрал из потока, когда мы в конце сентября 1965 г. сдавали нормы ГТО на стадионе Кировского завода. Тренер с блокнотом стоял у мало значимой для нас ямы для прыжков, где мы прыгали в длину с места. Всем было смешно, а результаты практически болтались между 2.00 и 2.20м. Только несколько прыгнули заметно дальше, в районе 2.30…2.35 (это были Саня Черноморец и Валера Ясинецкий, самый высокий из нас. Всем было весело, хотя погода была сыроватая… Когда я неожиданно прыгнул на 242 см, Арбузов отозвал меня в сторонку, был забавный разговор. Я сказал, что имею первый разряд по бегу на 100 м, на что Леонид Анатольевич широко раскрыл глаза и сказал, что в Ленинграде всех спринтеров, бегающих по первому разряду, он знает лично. Уточнил –  «1-й юношеский», чем поверг его в гомерический хохот. В итоге он сказал, что я подхожу и мы с Черноморцем отвалили от общей группы. Потом, когда я уже набрался силенок, мне Сашка помогал пофорсить, страхуя, когда я с места, присев, запрыгивал на старую сцену нашего Актового зала. Попадая на кромку, я через раз терял равновесие и громила – Черноморец ловил меня, падающего назад, на спину. Эти подробности я привел, чтобы удивиться неожиданным способностям Лёши Арановича!!!

В. Демин, Е. Маршалов, А.Черноморец на экскурсии в Выборге (спортсмены из стройотряда на оз.Глубокое, 1966 г.)

В начале 1967 года у нас в прокате появился новый японский фильм «Гений дзюдо» /Акиро Куросава, 1965/, там впервые мы увидели настоящее боевое искусство японцев – каратэ! И ради одного из удивительных эпизодов фильма, когда каратист пробегает по деревянной стенке хижины и ударяет ногой в дощатый потолок, пробивая его («черная метка»!), мы с кем-то из наших сходили на фильм дважды.

Эпизод из фильма «Гений дзюдо», о котором идет речь

После этого на переменах было много восхищенных отзывов, главное, споров о том, может ли человек пробежать по стене на высоту около двух с лишним метров. Пробовали многие из нас. Взаимные надежды у нас с Саней Черноморцем были друг на друга, все-таки прыгуны-бегуны, к тому времени уже были в сборной ЛТИ! Не получалось! От слова «совсем»! Мы были в одной из больших аудиторий 3-го этажа техноложки и взбегали рядом с классной доской, верх которой был около двух метров. Самые ловкие и старательные далеко не дотягивали до верха доски. Лёша с кем-то обсуждал в глубине аудитории, наверно, эту же проблему. Прозвенел наш громкий чугунный звонок. Народ у доски стал расходиться по местам, и вдруг Леша делает несколько быстрых шагов и без труда взбегает выше доски и развернувшись в воздухе вокруг своей оси приземляется точно на ноги. Без страховки сотоварищей, без потери равновесия! Мы не поверили своим глазам! Кто-то, по-моему, Сабир /Сабирджан Ниязович Сакиев (Сабир – «терпеливый», джан –»душа», Ни – добро, яз – голос, «голос добра» таджикск.)/ , стали просить Лёху повторить! Он не раздумывая отходит, разворачивается и взлетает над доской! В эту же секунду рука удивленного лектора открывает дверь!

Оказалось, что у Лёши поразительная механическая память, он без труда мог повторить самые сложные движения. Я жалел, что при его несколько нервическом складе и легком треморе рук, он не мог хорошо стрелять, а то обладая реакцией и такими способностями, вполне мог преуспеть в скоростной стрельбе из пистолета!

А из пистолета вскоре пришлось стрелять на военной кафедре. Причем, мы вначале сдали нормы, а потом, чтобы научить нас стрельбе из пистолета, перед началом каждого дня военной подготовки (раз в неделю) мы шли в тир и выпускали по три пули из малокалиберного пистолета Марголина. А вот те нормы мы сдавали сырой осенью на стрелковом полигоне в районе Петергофа. Стрелковое поле было ориентировано на стрельбу из автомата Калашникова (мы выпустили по несколько пуль и из него), но из пистолета Макарова стреляли по новеньким временным мишеням из фанеры, листы которой были прибиты к тонким деревянным стойкам. Таких мишеней было штук шесть. Стреляли мы, конечно, слабо. Многие с трудом попадали даже в квадрат фанеры, не то, что в зеленую «вражескую» фигуру мишени. Леша стрелял в крайнюю левую мишень. Выстрел! Второй! Третий! И у соседней, справа, пуля перебивает левую стойку и мишень заваливается к Лёшкиной «фанере». Враг убит! Больше всех веселился Сабир Сакиев, который вообще не попал в мишень. Ребята шутили, что в соседней с ним (Сабиром) мишени появилась лишняя дырка! Руководил стрельбой подполковник Комиссаров, в которого я чуть-чуть не попал из своего «макарова», он успел левой рукой отбить ствол и пуля прошла у его левого уха. Комбат, дошедший до Берлина, и глазом не повёл, а когда подводил наши итоги на построении, сказал нам, мальчишкам, незабываемую фразу: «Мужчина всегда должен быть готов к выстрелу!»  Мне доказал на личном примере!

У нас в школе в последнем, неожиданном, для нас 11-ом классе, мы остались без учительницы английского языка. Она тяжело заболела, а толковой подмены не было, так что я чувствовал себя слабаком по сравнению с Володей Мезенцевым, он как медалист тоже оказался в команде АХЧ (административно-хозяйственной части) после сдачи единственного экзамена. В нашей бригаде из четырех человек были еще Олег Сиротюк и Яша Розен. Фрэнк Мезенцев очень хорошо говорил по-английски, да и Яша с Олегом справлялись нормально. Вот я и решился пойти «на поклон» на кафедру иностранных языков, где заведующей была Вера Борисовна Тресвятская.

Замечательная женщина, проработавшая всю блокаду в ВУЗе, у нее остались давнишние связи и с нашим университетом. Зная мои «успехи» на тройку с двумя минусами (нас проверили с помощью теста на первом же занятии, чтобы разделить по уровням знания языка), она не задумываясь взялась мне помочь! Лично! Я стал читать английские тексты сначала адаптированные, потом оригинальные. Она давала мне довоенные университетские издания с параллельным правильным переводом (текст на двух языках, разделенный вертикальной линией). А потом и просто «чистые». Так ко мне приплыли рассказы О’Генри в оригинале. А в них довольно много техасского жаргона. Я мучился, но старался! Поделился как-то с Лёшей своими напрягами, и он мне тут же притащил огромный том в коричневой коленкоровой обложке «Рассказы О’Генри»!  Перевели книгу замечательные переводчики и она мне очень помогла. Запомнилась фраза «Индеец Джо подставился, и проводник прихлопнул его козырным тузом!» /»Дороги которые мы выбираем»/. Мне не были знакомы картежные выражения с Дикого Запада. Я долго держал книгу, перечитал. Отложил. Потом спохватился, что уже явно заматываю её! Извинился перед Алексеем, стал обещать, что «завтра, как штык!». Он только рассмеялся и сказал, что могу её оставить у себя. Насовсем! Подарок! Я удивился и сказал, что такой замечательной книгой нельзя разбрасываться! Родители заругают. На что Леша сказал, что у них есть Собрание сочинений О’Генри, им его хватит. Он конечно лукавил, но я оценил этот поступок. На всю жизнь. Эта книга и сейчас рядом, даром что живу в лесу, в двухстах километрах от Питера. Леша продемонстрировал мне принцип, которому учат великие: «Настоящий подарок тот, который ты очень любишь и ценишь, и ОТРЫВАЕШЬ его от сердца!»

Как-то Лёша пришел в институт в очень хорошем настроении (мы уже были близки к окончанию), поделился! «– Мама получила Государственную Премию, правда закрытую и в коллективе, сама шутила по этому поводу… Их институт разработал состав краски (желто-оранжевого цвета) для лотерейных билетов, который недоступен фальшивомонетчикам, но зато легко идентифицируется в аппаратах для проверки купюр. Лёша как-то стеснительно проявлял свою гордость за маму!

Забавно, как Алексей спас меня на экзамене по радиохимии у Е.Н. Текстер, вдолбив мне в мозги очень важный, трудный для восприятия раздел. Мы сдавали экзамен в дурное время – 2 января 1969 г., не успев не то, что подготовиться, но даже просто отойти от Нового Года!  Сдавали в маленькой аудитории с застекленным «предбанником» в корпусе рядом с въездом с Загородного проспекта, где, по-моему, раньше был детский сад для сотрудников ЛТИ. Начав к ночи второго января читать конспект и учебники, я понял, что всё это – артель «Напрасный Труд»! Прочитав и с трудом разобравшись в одном из разделов, решил пойти «на эшафот», ка все! Придя утром пораньше к аудитории, увидел Лешу Арановича с Сабиром Сакиевым, споря, обсуждающих какой-то раздел учебника. Лёша, увидев меня бросился с этой книгой и стал громко цитировать ключевые места текста раздела. С трудом врубаюсь и начинаем более осмысленно воспринимать эту тему! В это время приходит Текстер , разгоняет нас и приглашает самых активных на экзамен, заодно помочь расставить столы. Прямо к «учительскому» придвигаем два широченных «ученических» стола для экзаменуемых, тем самым разрывая связь отвечающих с готовящимися у них за спиной! Впустив всех явившихся в аудиторию, она раздала билеты. В билете было два вопроса из программы, а третий вопрос она припасла для каждого из своей учёной головы!

Взяв билеты все уныло расселись по местам. Сабир с Лёшей оказались у прохода друг напротив друга. Я раскрыл свой билет и «голова пошла крУгом»! Первым был вопрос по теме, той единственной до которой у меня вчера вечером дошли руки. Второй – тот раздел, который мы только что разбирали с Алексеем, и Лёша вбил нам в мозг правильный ответ. Дальше…?  В это время наш экзаменатор, увидев наши томления, сказала, что первому, кто откроет Новый экзаменационный год и выйдет отвечать, она добавит 1 балл. Мне было нечего терять, другого я не знал, и даже если закопает меня, то плюс один балл позволяет надеяться на троечку…

Я поднял руку, она как-то немного раздраженно сказала, что меня она мало видела на занятиях, даром, что я староста! Я бодро начал отвечать!   «–Хорошо, давайте следующий вопрос!» Прервала она моё пение. Бодро стал излагать нашу «спорную» тему… «– Ну, ладно!»       /Новый Год ещё не завершился в душах советских людей, поэтому надо было поторапливаться!/ А теперь поговорим о современном состоянии радиохимии! Вы что-нибудь слышали о … Мне трудно вспомнить, но вопрос касался отечественных достижений в области выделения и очистки каких-то изотопов.. Тут уже мне надо было благодарить своего папу, который выписывал все научно-популярные журналы «для дома, для семьи», среди них «Науку и жизнь» с заметкой на эту тему. Я подумал, что Елена Николаевна (если не ошибаюсь в имени) прочла именно её. Бодро начал пересказывать материал! «–Молодец! Давайте зачетку!».

Получив пять балов, не поверил своим и ушам и глазам, с раскрытой книжечкой пошел по проходу, и тут начались прения с Сабиром и Лёшей по проблемам их билетов, я начал отнекиваться, что кроме сказанного, я НИ-ЧЕ-ГО не могу добавить к предмету Радиохимия!. Алексей врубился сразу, а Сабир обиделся и только с шепота перешел на укоряющий разговор! Е.Н. завелась и сказала, что сейчас нам троим вкатит по два бала, включая «отличника» Демина.  Пришлось сваливать. А нашу группу она с треском вынесла с экзамена, не доведя его толком до конца, мы взбунтовались и пошли к декану. Пока собирались и дошли до кабинета Е.А.Белоусова, секретарша сказала, что у декана Текстер. Когда мы вошли, вид у наших руководителей был очень взволнованный и какой-то взъерошенный. Оказывается, наш преподаватель решила, что мы специально сорвали экзамен, а когда я «по долгу службы» стал предъявлять претензии к дурному пост-праздничному расписанию, она стала стыдить именно меня. «– Вот, ведь человек смог прекрасно подготовиться к экзамену, получил достойную оценку, а сейчас хочет примкнуть к этому «восстанию»! Я что-то невнятное пытался объяснить, но Евгений Александрович сказал, что ему всё понятно и главный вопрос, чтобы экзамен для большинства не переносили на время после сессии (тогда полетят стипендии!), а повторить все-таки внутри нее. В итоге всё так и разрулилось… / Уже написав эту заметку, я наткнулся в своей старенькой записной книжке «День за днем.1969г.» на расписание зимней сессии с 21.12.1969 по 11.01.1970: Электроника 23 дек., Радиационная химия 29 дек., Радиохимия все-таки не 02, а 03 янв.– многократно исправлена на пересдачу 7, потом 6, потом 5 января(!), Научный коммунизм 10 янв. Проблема оказалась в том, что после выходного дня 1 января, 2-е оказалась пятница и народ гулял и её и далее два выходных…/

По завершению учебы мы с Алексеем оказались постоянными «соучастниками» военных сборов офицеров запаса. Неоднократно, пока не состарились и не пришли горбачевские времена. Сборы бывали и на базе техноложки, каких-то военных училищ. А однажды нас неожиданно собрали в 1-ом ЛАУ (Ленинградском Артиллерийском Училище «с пушками» на другой стороне Московского проспекта, ближе к Фонтанке).   Сидим с Лёшей в красивом Актовом зале, подальше от сцены на мягких стульях обитых новеньким темно-вишневым бархатом. Тихо общаемся, заходит симпатичный невысокий майор с указкой и плакатами, здоровается и тут же приступает к делу. «–Товарищи офицеры! Какая ваша главная цель и задача?!  Ваша главная цель – выбить у противника танки!»  Мы с Лёшей очнулись, наши глаза, наверное округлились?! Какие танки? Чем мы должны их выбивать?. Мы ведь складские крысы, боеприпасники!  Оказалось, нас по ошибке включили в группу офицеров – слушателей, командиров противотанковой батареи. Ну кровь нам пополировали! Чтобы не расслаблялись!

Он пересказывал неизвестные мне романы Толкинена… При этом упоминал свою жену и свои разговоры с ней на эту тему. Он называл ее как-то немного иронично, по фамилии, которую сейчас, через полвека, никак не могу вспомнить. «…ногова» (Тонконогова? В общем как у Чехова!). /Спустя три месяца после написания этих слов наткнулся у себя на запись: жена Худоногова Алевтина — Алла!/

Однажды на сборах в начале 1980-х мы в гарнизонном тире сдавали привычные нормативы по стрельбе из пистолета «макарова». С течением времени народ не превратился в снайперов, но пистолет стал немного привычнее. К тому времени я уже прекратил регулярные тренировки с Иваном Ивановичем Безмозым (бывшим тренером наших олимпийцев перед Мюнхенской Олимпиадой), который с 1973 г. работал у нас в «техноложке» на военной кафедре. Но многие навыки у меня остались, тем более, что я регулярно, и во многом профессионально, занимался охотой. Леша стрелял как обычно, в своей манере! Я оказался в последней очереди, стали спускаться ранние осенние сумерки. В бетонном полуоткрытом тире грохот соседних выстрелов сбивал и настрой и прицел. Я дождался завершения грохота в нашей смене стрелявших и сделал три выстрела с интервалом в секунду. Руководитель перед походом к мишеням радостно прочел нам лекцию как надо и как не надо стрелять, делая акцент на том, что среди советских офицеров завелись ковбои (!), которые только напрасно жгут патроны. Лёха радостно ухмылялся, глядя то в мою сторону, то на преподавателя стрельбы. Наконец пошли смотреть мишени, в которых дырки каждой предыдущей смены были перечеркнуты цветными мелками. Подошли и к моей мишени, три пули «щепоткой», как три пальца, легли в девятку немного вверх и вправо. (Не я пристреливал пистолет!). У инструктора глаза удивленно вскинулись на «ковбоя». Лёша – светлая душа, без обиняков, улыбаясь, честно сознался за меня, обитавшего в институте рядом с тиром (соседнее здание между кафедрой ядерной физики и деревообрабатывающим цехом – столяркой). Майор страшно обиделся и сказал, что отныне лейтенант запаса Демин будет таскать все наглядные пособия, таблицы и плакаты по аудиториям до конца сборов!

Лёша ни на секунду не расстроился, а был горд за нас! За нашу группу, факультет, и всю «техноложку». Он был готов всё это барахло таскать за меня, но из чувства солидарности, мы поделили эти обязанности поровну!

Алексей Борисович Аранович (и Олег Михайлович Адамов) во многом помогли мне в процессе работы над диссертацией. От ВНИИНаучприбора меня направили в заочную аспирантуру кафедры аналитической химии МГУ, к академику И.П. Алимарину, при этом мои служебные обязанности с меня никто не снимал и от ответственности не освобождал. А я в приборостроительном НИИ к 1978 году был Главным конструктором сразу нескольких разработок (самый молодой в Минприборе СССР, за что под новый 1979 или 1980-й был премирован 50тью или 100 рублями).

В.А. Демин и А.Б. Аранович – будущие научные работники в учебной лаборатории ЛТИ

Приборы-то у меня были, что называется на выбор. Мы создавали новейшие образцы электрохимических анализаторов (в итоге стал Изобретателем СССР). А вот реактивов, чистейших солей и кислот (квалификации о.с.ч.) мне было очень трудно добыть. Что-то я привозил из МГУ, что-то выменивал через третьи руки в ГИПХе… И вот тут то проявился очень участливый и честный, настоящий друг и товарищ Олег Михайлович Адамов. Именно он посоветовал мне связаться с Лёшей, с которым мы виделись эпизодически только «на войне». Алексей Борисович Аранович многие годы проработал в ГИПРОНикеле на Гражданском проспекте, куда как раз переехала наша научная контора (в микрорайон напротив). Лёша помог мне больше чем я мог ожидать. И даже когда я (с задержкой) защитил в МГУ диссертацию и двинулся в своих исследованиях дальше, он не оставил меня. Рискуя «своей шкурой», в прямом юридическом смысле, он добыл мне сверхчистую сурьму и максимально очищенный металлический мышьяк! А также индий и галлий. Тогда методом инверсионной вольтамперометрии мы научились определять в воде многие цветные металлы на уровне 10^-9 г/л (главное свинец и кадмий – «один атом на миллиард молекул воды», как писали наши рекламщики!).

Лёша очень терпеливый в отношении невзгод человек, никогда не жаловался на здоровье, пока в конце восьмидесятых (увиделись в 1987 на очередных сборах) я не почувствовал его немного болезненное состояние. Но он не стал развивать эту тему… Для живого общения мы находили «научные» поводы, изредка обсуждали ситуации, когда что-то не получалось. Я уже набил руку по очистке воды и учёту особенностей процесса. Он подсказывал, как лучше делать чистые растворы из металлов. Например, я узнал, что галлий хорошо, но очень медленно растворяется в азотной кислоте…

В начале 1996 года мы отмечали 25-летие нашего выпуска. Приехали многие из наших! Я был очень занят проблемами своей разваливавшейся конторы, лабораторией и моими людьми, коих осталось больше, чем в других подразделениях. Аж 11 человек… Но все-таки с радостью пообщался с народом. Лёши среди нас не оказалось. Мне он пояснил это позже, летом. А Боря Шрайбман недавно мне рассказал, что он связывался с Алексеем и тот посетовал, что очень плохо себя чувствует и приехать не может!…

Летом 1996 года оказавшись без отпуска, что называется «на краю» благосостояния, я собирался лететь в Казахстан, в Алма-Ату (тогда уже Алматы) устанавливать связи с небольшой частной фирмой, в которую меня очень тянул ее босс (Леонид Алексеевич Голосенко) и активно подталкивали мои подчиненные, ощущавшие, что мы медленно, но верно нищаем…

Мы уже обитали на Охте, на ул. Стахановцев. Неожиданно позвонил Лёша и попросил о встрече, о цели беседы речи не было. Договорились встретиться у «Лесной» (она была недалеко от Гражданки, где работал Лёша, и он знал, что я рядом живу). Я двинулся к условленному месту, Алексей меня уже поджидал.

Меня насторожило, что когда мы договаривались о месте встречи, он искал такое, где недалеко могут быть туалеты. Я подтвердил, что рядом с «Лесной», на противоположной стороне проспекта недалеко было даже два общественных туалета (около ул. Ал.Матросова и рядом с Кантемировской ул.).

Он встретил меня радостным рукопожатием обеих рук, своей обезоруживающей улыбкой, пробивавшейся сквозь бороду и лучезарными морщинками около глаз. Как всегда, заговорил немного сбивчиво, касаясь указательным пальцем краешка носа. Поинтересовался как дела, чем я так озабочен. Я спросил, что с ним, что за вопрос о туалетах?  «– Так ведь у меня на трубочках висит … Ну этот… Ты понимаешь! Всё нутро отказало, по очереди! И печенка, и почки, и… В общем, хорошего мало!» Объяснились…

Поговорили обо всём «ни о чём» ! Он сказал, что расстался с женой… и  это прозвучало неожиданно! Сказал, что сдает дела (в каком смысле?). Спросил не нужно ли мне чего? Я ответил, что мне теперь может помочь Рома Кадис, с которым мы очень сблизились в эти «ельцинские» годы, тем более, что сейчас мы выживаем на ионометрии (а это – «конёк» Ромы в его ВНИИМе!). Повспоминали ребят, общих знакомых. Альку Адамова… Как-то стало немного тягостно, меня сильно тревожили насущные заботы, Лёша наверняка это почувствовал! Я хотел справиться у него по поводу туалетов, но он с улыбкой опередил «–Ну вот, зря беспокоились. Не потребовалось! Видишь какой я стойкий солдатик!»  Неожиданно он протянул ко мне руки и мы обнялись! Задержались на секунду, он резко повернулся и пошел не оглядываясь к метро! Я постоял растерянно, с щемящей болью в душе… Медленно побрёл в сторону дома… Больше мы с Алексеем не виделись!

                                    Демин ВА